Неточные совпадения
В одиночестве потом передумывая этот взгляд, который выражал право на свободу, она
пришла, как и всегда, к одному — к
сознанию своего унижения.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы
приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали
в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало
сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
— Избит, но — ничего опасного нет, кости — целы. Скрывает, кто бил и где, — вероятно,
в публичном, у девиц. Двое суток не говорил — кто он, но вчера я пригрозил ему заявить полиции, я же обязан!
Приходит юноша, избитый почти до потери
сознания, ну и… Время, знаете, требует… ясности!
Часа через три шум на дворе, людские голоса, стук колес и благовест вывели ее из летаргии. Она открыла глаза, посмотрела кругом, послушала шум,
пришла на минуту
в сознание, потом вдруг опять закрыла глаза и предалась снова или сну, или муке.
От этого
сознания творческой работы внутри себя и теперь пропадала у него из памяти страстная, язвительная Вера, а если
приходила, то затем только, чтоб он с мольбой звал ее туда же, на эту работу тайного духа, показать ей священный огонь внутри себя и пробудить его
в ней, и умолять беречь, лелеять, питать его
в себе самой.
Углубленное
сознание должно
прийти к идее космической общественности, т. е. общественности, размыкающейся и вступающей
в единение с мировым целым, с мировыми энергиями.
Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много принял
в душу свою откровений, сокрушений,
сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот
пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
И вот только что съезжает со двора Иван Федорович, как Смердяков, под впечатлением своего, так сказать, сиротства и своей беззащитности, идет за домашним делом
в погреб, спускается вниз по лестнице и думает: «Будет или не будет припадок, а что, коль сейчас
придет?» И вот именно от этого настроения, от этой мнительности, от этих вопросов и схватывает его горловая спазма, всегда предшествующая падучей, и он летит стремглав без
сознания на дно погреба.
Разрыв этот существовал и прежде, но
в наш век он
пришел к
сознанию,
в наш век больше и больше обличается невозможность посредства каких-нибудь верований.
Ошибка славян состояла
в том, что им кажется, что Россия имела когда-то свойственное ей развитие, затемненное разными событиями и, наконец, петербургским периодом. Россия никогда не имела этого развития и не могла иметь. То, что
приходит теперь к
сознанию у нас, то, что начинает мерцать
в мысли,
в предчувствии, то, что существовало бессознательно
в крестьянской избе и на поле, то теперь только всходит на пажитях истории, утучненных кровью, слезами и потом двадцати поколений.
Язычество было необходимой, элементарной ступенью
в процессе мирового откровения; без этой ступени никогда мир не
пришел бы к христианскому
сознанию;
в язычестве была неумирающая правда, правда божественности мировой души, божественности матери-земли, которая должна войти
в дальнейшее развитие религиозного
сознания.
Князя перенесли
в его номер; он хоть и очнулся, но
в полное
сознание довольно долго не
приходил.
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые истины, и с гордым
сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно,
приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя
в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать
сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и движение.
Возвратившись домой, по обыкновению, немного выпивши, он велел Ваньку, все еще продолжавшего спать, тому же Огурцову и тем же способом растолкать, и, когда Ванька встал, наконец, на ноги и
пришел в некоторое
сознание, Макар Григорьев спросил его...
Все это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал мне моего отца с такой стороны, с какой мне никогда не
приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели
в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула
в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким
сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
Но только тут, как мне стал из окон дома свет светить и я почувствовал, что
в сознание свое
прихожу, то я его перестал опасаться и говорю...
Я даже находил наслаждение
в сознании этого состояния и старался удержать его, останавливая все мысли, которые мне
приходили в голову, и усиливаясь чего-то бояться.
Не говоря о всех других противоречиях жизни и
сознания, которые наполняют жизнь человека нашего времени, достаточно одного этого последнего военного положения,
в котором находится Европа, и его христианского исповедания для того, чтобы человеку
прийти в отчаяние, усомниться
в разумности человеческой природы и прекратить жизнь
в этом безумном и зверском мире.
Но
приходит время, когда, с одной стороны, смутное
сознание в душе своей высшего закона любви к богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий жизни, заставляют человека отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его жизни, — жизнепонимание христианское. И время это
пришло теперь.
Когда мыслящий человек достигает возмужалости и
приходит в зрелое
сознание, то он невольно чувствует себя как бы
в ловушке, из которой нет выхода.
Но все-таки и теперь еще люди далеко не
пришли к ясному
сознанию всех естественных потребностей и даже не могут еще согласиться
в том, что для человека естественно, что нет.
Дон-Кихот долго пролежал без
сознания и когда
пришел в себя, то очень удивился.
Если мы
в настоящее время и сознаем, что желание властвовать над ближними есть признак умственной и нравственной грубости, то кажется, что
сознание это
пришло к нам путем только теоретическим, а подоплека наша и теперь вряд ли далеко ушла от этой грубости.
В его глазах, провалившихся
в темные ямы, сверкала гордость маниака, счастливого
сознанием своего величия. Изредка к нему
приходил маленький горбатый уродец, с вывернутой ногою,
в сильных очках на распухшем носу, седоволосый, с хитрой улыбкой на желтом лице скопца. Они плотно прикрывали дверь и часами сидели молча,
в странной тишине. Только однажды, поздно ночью, меня разбудил хриплый яростный крик математика...
Всякая данная историческая минута, несмотря на то что ее можно охарактеризовать одним выражением (так, например, об известных эпохах говорят, что это эпохи, когда «злое начало
в человеке
пришло к спокойному и полному
сознанию самого себя») (Нибур.
Потеряв
сознание в минуту своего неожиданного похищения из родительского дома, она не выходила из обморока во все время, пока конный отряд Плодомасова несся, изрывая железом копыт черную грязь непроезжих полей; она не
пришла в себя во время короткой передышки, данной коням после сорокаверстной перескачки, и
в этом видимом образе смерти достигла гнезда плодомасовского боярина.
Она не говорит: «Допусти то и то, а я тебе дам истину, спрятанную у меня, ты можешь получить ее, рабски повинуясь»;
в отношении к лицу она только направляет внутренний процесс развития, прививает индивидуальности совершённое родом, приобщает ее к современности; она сама есть процесс углубления
в себя природы и развитие полного
сознания космоса о себе; ею вселенная
приходит в себя после борений материального бытия, жизни, погруженной
в непосредственность.
Но тут-то,
в момент величайшего моего
сознания своей немощи, и
пришла ко мне помощь нежданная и необыкновенно могущественная.
И чем старше я становилась, тем более это во мне,
сознанием, укреплялось: сын Пушкина — тем, что был сын Пушкина, был уже памятник. Двойной памятник его славы и его крови. Живой памятник. Так что сейчас, целую жизнь спустя, я спокойно могу сказать, что
в наш трехпрудный дом,
в конце века,
в одно холодное белое утро
пришел Памятник-Пушкина.
Когда
пришла она
в сознание и узнала, сколько забот прилагала о ней Марья Гавриловна, горячо поблагодарила ее, но тут же примолвила...
Позвольте вас также спросить, почему это вы медлили задать ей прямой вопрос, когда она
пришла в минутное
сознание?
Я отыскивал его
в истории человечества и
в моем собственном
сознании, и я
пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное
в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят
в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, — всё равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
Потому-то «чистая» философия, притязающая на решающий голос и
в вопросах религиозного
сознания, столь естественно
приходит к отрицанию ипостасности Божества, видя
в ней лишь недозволительный антропоморфизм или психологизм (наиболее воинствующими здесь являются представители «философии бессознательного» — Гартман и Древе [Вот какими аргументами возражает Древе против личного характера Божества: «Индивидом дух называется
в· конечной своей ограниченности и определимости материальным организмом…
Сторонникам подобного понимания мифа не
приходит даже на мысль такой простой, а вместе с тем и основной вопрос: чем же был миф для самих мифотворцев,
в сознании которых он зарождался, что они сами думали о рождающемся
в них мифе?
В десять часов нас повели
в церковь — слушать часы и обедню. Уроков не полагалось целую неделю, но никому и
в голову не
приходило шалить или дурачиться — все мы были проникнуты
сознанием совершающегося
в нас таинства. После завтрака Леночка Корсак
пришла к нам с тяжелой книгой Ветхого и Нового завета и читала нам до самого обеда. Обед наш состоял
в этот день из жидких щей со снетками, рыбьих котлет с грибным соусом и оладий с патокой. За обедом сидели мы необычайно тихо, говорили вполголоса.
Больного я не видел. К нему уже не пускали. Он часто лишался
сознания, но и
в день смерти,
приходя в себя, все спрашивал: есть ли депеша"от Коли", то есть от Н.П.Огарева. Эта дружба все пережила и умерла только с его последним вздохом. Позднее, уже
в России, я взял этот мотив для рассказа"Последняя депеша". Такой дружбы не знали писатели моего поколения.
Заключение это самое обычное, и редко кому
приходит в голову усомниться
в нем, а между тем заключение это совершенно произвольно. Люди, и те, которые считают себя матерьялистами, и те, которые считают себя спиритуалистами, так привыкли к представлению о том, что их я есть то их
сознание своего тела, которое жило столько-то лет, что им и не
приходит в голову проверить справедливость такого утверждения.
Ложная наука идет дальше даже требований грубой толпы, которым она хочет найти объяснение, — она
приходит к утверждению того, что с первого проблеска своего отвергает разумное
сознание человека,
приходит к выводам о том, что жизнь человека, как и всякого животного, состоит
в борьбе за существование личности, рода и вида.
То, чего он не чувствует, то только и имеет те свойства, которые он один желал бы иметь. И это не то — что так представляется человеку
в дурные минуты его унылого настроения — это не представление, которое можно не иметь, а это напротив такая очевидная, несомненная истина, что если мысль эта сама хоть раз
придет человеку, или другие хоть раз растолкуют ему ее, то он никогда уж не отделается от нее, ничем не выжжет ее из своего
сознания.
Нет ничего хуже ожидания. Но когда стоишь перед экзаменаторским столом с билетом
в руке, то невольно
приходит мысль, что ожидание все же лучше
сознания того, что ничего не знаешь. Я шла до сих пор все время на 12 по курсовым предметам, и осрамиться мне не очень-то приятно.
От
сознания в себе творческого акта должен человек исходить, это революционное
в человеке
сознание, к которому нельзя
прийти ни логическим, ни эволюционным путем.
— Вы несправедливы ко мне, — перебил он с мольбой
в голосе. — Не скрою от вас: я люблю вас более собственной жизни и переживаю муки ада от
сознания, что эта любовь остается навеки безответной. Но я
пришел просить не любви вашей, а только одного слова прощения.
Князь лежал без
сознания, и лишь перед третьим ударом он на несколько часов
пришел в себя и пожелал видеть брата и невестку.
Все объявившие своеволие и бунт
приходят у Достоевского к отрицанию свободы, потому что
сознание их суживается, входит
в границы трех измерений, закрывает для них иные миры.
«Еще насмехается, за что же, за что?» — пронеслось
в его голове, и он
в изнеможении скорее упал, нежели сел
в кресло. Вся кровь прилила ему к голове, перед глазами запрыгали какие-то зеленые круги. Мысль, что пригласительный билет
прислала ему его Талечка — счастливая невеста другого, жгла ему мозг, лишала
сознания.
Если бы князь Василий обладал прежнею прозорливостью, то по одному апатичному выражению лица сына он понял бы, как далек последний не только от искреннего желания исполнить последнюю его волю, но даже вообще от всей этой тяжелой обстановки родительского дома. К счастью для умирающего, он от непривычного волнения ослаб и впал
в забытье. До самой смерти, последовавшей недели через две после описанной нами сцены, он не
приходил в полное
сознание и умер тихо, как бы заснув.
Если благочестивая мысль весьма видных представителей богословской науки
пришла к
сознанию необходимости — знакомить людей с жизнью самого нашего господа Иисуса Христа со стороны его человечности, которая так высока, поучительна и прекрасна, рассматриваемая
в связи с его божеством, и если этому пути следуют нынче уже и русские ученые (как, например, покойный киевский профессор К. И.